предыдущая главасодержаниеследующая глава

Глава шестая

- Ей самой свет не мил ... И воняет от нее черт знает как. Ну вот что: если хочешь, я сам ее пристрелю. Избавлю тебя от этого.

Биолог, служащий в государственном учреждении, обычно занимается либо серией более или менее случайных конкретных проблем, не требующих длительного исследования, либо принимает участие в определенной долгосрочной программе. Меня подрядили вести длительные исследования в мышином доме, но мне, конечно, приходилось иногда браться и за другую работу. Кое-кто считал, что я должен больше времени посвящать "практическим" проблемам, но я противился подобному нажиму и по-прежнему старался узнавать побольше о жизни вида, а не распылять свою энергию на попытки в один присест найти более экономичный способ борьбы с этими грызунами. Иногда, однако, подобные проблемы меня все-таки соблазняли, и в этой короткой главе я опишу некоторые из моих случайных работ и дам отдохнуть основному повествованию на полпути. Первая такая работа была связана с электрическим "Крысоловом из Аделаиды".

В 1951 году, вскоре после того, как я начал вести наблюдения за мышами, Би-би-си сообщила в "последних известиях" о новом чудесном способе, мгновенно избавляющем склады от мышей и крыс. Из Аделаиды (Южная Австралия) сообщали, что ультрафиолетовые лампы, установленные на продовольственных складах для борьбы с грибковыми заболеваниями, оказали неожиданное, но очень ценное воздействие на грызунов. По-видимому, ультрафиолетовый свет был для них непереносим, и они покидали склады. Если это было действительно так, мы могли больше не ломать голову над тем, как уберечь от вредителей буферные склады.

Подобного рода заявления редко бывают результатом правильно поставленных экспериментов. До Аделаиды было далеко, и, не имея представления о тамошней системе хранения зерна, мы не могли решить, какие побочные изменения происходили на складах в связи с установкой ламп. Уход грызунов, если он действительно имел место, мог объясняться другими причинами. Мы навели справки о фактах, давших пищу для этого сообщения. Оказалось, оно было вызвано не тем, что крысы покинули склад после установки ламп, а тем, что они явились туда, когда лампы как-то не зажгли. Отсюда был сделан вывод, что раньше они не залезали на склад из-за ламп.

Одна английская фирма, изготовлявшая лампы такого типа, предложила нам образчики своей продукции для эксперимента. Это были ртутные лампы, дававшие ультрафиолетовый свет, но в отличие от других ультрафиолетовых ламп они изготовлялись из кварца, а не из стекла. Кварц пропускал коротковолновое излучение, которое преобразует атмосферный кислород в озон. Было высказано предположение, что бегство грызунов объясняется раздражающим действием озона. Другим фактором мог быть пронзительный звук, не стихавший все время, пока горели лампы. Возможно, страдали не только носы и глаза крыс, но и их уши? Этих "возможно" было очень много. Однако, прежде чем выявлять действенность отдельных факторов, следовало убедиться, что лампы на самом деле дают какой-то эффект.

В качестве предварительного испытания я установил такую лампу в мышином доме над самым полом. Насколько я мог судить, мыши бегали под ней как ни в чем не бывало. Во всяком случае, никаких бурных реакций они не проявляли и специально ее не избегали. После того как лампа горела несколько суток, я заметил, что воздух в помещении раздражает мое обоняние. Появился довольно резкий запах, но, по-моему, он объяснялся возникновением окислов азота. Следовательно, если лампы будут применять на складах, нам придется заранее позаботиться о том, чтобы сделать склады доступными для грузчиков, когда настанет время выносить зерно.

Было не так-то просто отыскать зараженное мышами здание, которое годилось бы для эксперимента, но в конце концов я обнаружил подходящий склад в Боттишэме на шоссе из Кембриджа в Ньюмаркет, так что мне приходилось делать лишь незначительный крюк на моем обычном пути из Лондона в Бери-Сент-Эдмендс. Склад был разделен пополам, и в каждом отделении были сложены мешки с зерном, полученные с одного и того же парохода. Сначала я поставил лонгвортовские ловушки и поймал несколько мышей, чтобы их пометить. Теперь я мог узнать их, если бы мне удалось снова их изловить на другой половине склада. Затем я заклеил все щели бумагой, чтобы воспрепятствовать утечке загрязненного воздуха, и оставил только два-три отверстия на уровне пола, дабы мышам было куда спасаться от ультрафиолетового света, если бы им так заблагорассудилось. Лампы горели без перерыва шесть недель.

Затем в отделении с лампами были снова поставлены ловушки, в которые опять попались мыши. Среди них было и несколько особей, помеченных шесть недель назад. Эта повторная поимка, однако, не давала возможности определить примерную численность мышей на складе; кроме того, я не знал, сколько их там было до начала эксперимента. Но раз мыши там были, это уже свидетельствовало о том, что дело было не в лампах.

Наши химики снабдили меня аппаратурой для обнаружения озона, но пробы дали отрицательный результат. Следовательно, содержание озона в воздухе было очень низким, а к тому же, если не ошибаюсь, этот газ плохо поддается обнаружению. Во всяком случае, в статистически значимых количествах он обнаружен не был.

Я поместил мышей в маленькие клетки под лампами на несколько недель, и это оказало на них неблагоприятное воздействие. У зверьков болели глаза и вылезала шерсть на спине. Но ведь они получали массированные дозы облучения, в несколько тысяч раз превосходившие те, которые могла получить бегающая на свободе мышь, имеющая в распоряжении много укрытий. Я решил больше не тратить на это времени и составил следующий короткий отчет:

"Проведенные эксперименты показывают, что присутствие ультрафиолетовых кварцевых ламп не производит на грызунов никакого чудотворного воздействия и не вынуждает их покидать здание. Мыши продолжали свободно двигаться в маленьком складском помещении, освещавшемся тремя метровыми лампами в течение шести недель. Это позволяет сделать следующие выводы:

  1. Хотя ультрафиолетовые лампы, находящиеся на близком расстоянии и включенные на долгое время, обжигают кожу мышей и вызывают их облысение, в условиях склада излучение такой интенсивности получено быть не может.
  2. Мыши не проявляют никакого видимого отвращения к свету и звуку ультрафиолетовых ламп. Они приближаются к ним в периоды активности, едят поблизости от них, хотя пища имеется и в других местах, и входят в ловушки, расположенные в полуметре или в метре от лампы длиной в метр.
  3. Концентрация озона, создаваемая лампами, была слишком низкой и не регистрировалась имевшейся в наличии аппаратурой".

Для меня история с ультрафиолетовыми лампами на этом и закончилась, однако интерес к ним вновь воскрес после того, как "Кантримен" опубликовал статью Г. Дж. Линдсея, журналиста, проживающего в Южной Австралии. Он чрезвычайно красочно описал воздействие ламп:

"Когда в комнате горит такая лампа, у человека, который войдет туда, только слегка запершит в горле. Если в эту комнату вносят кошку, у нее из глаз текут слезы, она задыхается и уже через несколько секунд пытается выбраться на свежий воздух. Еще более поразительно поведение посаженной в клетку крысы или мыши. Она отчаянно мечется по клетке и бьется головой о сетку". В результате этого оживленного интереса к лампам отдел по борьбе с вредителями провел еще несколько экспериментов. Э. Дж. Уилсон (1960) опубликовал результаты своей работы с серыми крысами (Rattus norvegicus). Эти крысы помещались под кварцевые лампы, которыми пользовался я, и под лампы, экранированные так, чтобы поглощались световые волны, генерирующие озон. Кроме того, трансформаторы, издающие высокое пронзительное гудение, помещались вне комнаты с подопытными животными. Таким образом, можно было по отдельности проверить все факторы, связанные с предполагаемым воздействием ламп на крыс. Результаты показали, что крысы предпочитают темноту ультрафиолетовому освещению, а ультрафиолетовый свет - обычному электрическому. Вполне логично ожидать, что ночные грызуны предпочтут минимальное освещение, и каково бы ни было неприятное действие ультрафиолетовых ламп, оно оказалось не настолько сильным, чтобы преодолеть естественное отвращение крыс к более яркому свету. На внесенных кошках Уилсон опытов как будто не ставил. Он пришел к выводу, что ультрафиолетовые лампы не являются действенным средством изгнания грызунов из продовольственных складов. "Положительные результаты, которые они, по-видимому, дают в Австралии, - писал он, - возможно, объясняются другими мерами, принимавшимися одновременно с установкой таких ламп".

Я пишу эту книгу в Аделаиде. И я позвонил мистеру Найгелу Олифанту, одному из фабрикантов ультрафиолетовых ламп, и спросил, не может ли он сообщить мне факты, которые подтверждали бы высказывания Гарольда Линдсея. Мистер Олифант сказал, что ни он, ни его брат никогда не приписывали своим лампам эффективного воздействия на грызунов - выпускаются они главным образом ради их бактерицидных и фунгицидных свойств. Однако он сообщил мне названия и адреса фирм, которые продолжают использовать эти лампы против грызунов. По-видимому, следовало бы поставить опыты прямо здесь, в Аделаиде, и мистер Олифант обещал одолжить мне необходимые лампы. Но я стремлюсь очистить свою память от мышей и не ищу повода снова ими заниматься.

В начале этой повести я упоминал, что гигантские штабели мешков с зерном обеспечивают мышам идеальную среду. Один из способов борьбы с вредителями заключается в изменении условий их существования. К этому, собственно, и сводилась сущность вопроса: почему необходимо хранить зерно именно таким первобытным способом? Если модернизировать систему хранения, не рассыпать зерно по мешкам, перевозить его в цистернах и грузить с помощью вакуумных насосов, мышиная проблема исчезает сама собой.

Прежде я полагал, что главная беда заключается в дешевизне рабочей силы в Англии. Некий биржевой маклер как-то сказал мне, что он не механизирует ведение своих счетных книг потому, что английские счетоводы очень дешевы. Подрядчики, занимающиеся хранением и перевозкой зерна, не будут тратить деньги на специальное оборудование до тех пор, пока местные биржи труда не перестанут снабжать их дешевой рабочей силой. По-видимому, всегда находятся люди, готовые таскать мешки за грошовую плату. Отсутствие интереса к своему труду у этих сезонных рабочих являлось еще одной причиной, почему меры борьбы с грызунами часто оказывались бездейственными. Какой смысл сооружать непроницаемые для мышей помещения, если грузчики оставляют их открытыми, уходя обедать?

Но позже я взглянул на эту проблему по-иному. Хранение запасов, предусмотренных на случай общенациональной катастрофы, должно опираться на ручной труд. В случае если произошло бы худшее, - а уж если что-нибудь произойдет, то скорее всего именно худшее, - для специального оборудования могло бы не оказаться бензина или электроэнергии. А куда лучше носить зерно в мешках, чем в ведрах. Я не осведомлен в политике, определяющей эти вопросы, но меня всегда восхищал реалистический подход к ним со стороны английских организаций, ведающих гражданской обороной. Они учат людей практическим вещам - например, как печь хлеб в печке, изготовленной из старой канистры.

Тем не менее меня всегда поражал тот факт, что зерно, хранящееся сплошной массой, неуязвимо для грызунов. Конечно, от насекомых-вредителей это его не избавляет, но с ними так или иначе приходится бороться окуриванием. На некоторых складах зерно хранилось в контейнерах, стенки которых складывались из мешков с зерном, и на таких складах мыши селились именно в "переборках".

Я спросил, почему щели между мешками не засыпаются зерном? Ведь тогда переборка или штабель состояли бы из сплошного зерна со слоями мешковины внутри. Любые повреждения производились бы извне и были бы сразу замечены. Заражение мышами больших штабелей вызывало особенную тревогу именно потому, что всегда можно было опасаться, что мыши спокойно плодятся и размножаются в глубине штабеля, где их невозможно обнаружить и где с ними нельзя бороться ядами. Так почему бы не закрыть для них внутреннюю часть штабеля, засыпав ее зерном?

Сделать это не представлялось возможным по ряду причин. Одна, названная с чрезвычайной внушительностью, сводилась к тому, что подобный штабель может обрушиться! И еще - расходы на вторичное ссыпание зерна в мешки. Но никто не попытался проверить, действительно ли штабель обрушится, а когда мыши прогрызают мешки и зерно высыпается, его все равно приходится заново ссыпать в них. Во всяком случае, доказывал я, ссыпаемое зерно будет чистым, а мешки не придется чинить. Я столкнулся только с одним приятным исключением в этом море консерватизма: один управляющий сказал мне, что он успешно предохранил от грызунов большой штабель, полностью засыпав его зерном, - ничего нового в этом для него не было.

Я очень хотел проверить эту идею на практике, но прошло много времени, прежде чем мне удалось отыскать необходимое сочетание условий: управляющего, готового пойти на эксперимент, склад, где мыши представляли собой проблему, и запланированные поставки зерна с соседнего элеватора. Мы принялись строить два одинаковых штабеля, но в одном просветы между слоями мешков засыпались зерном. Листы рубероида препятствовали зерну высыпаться на пол.

Поначалу все шло хорошо, но, когда мы кончили постройку контрольного штабеля и заложили основание экспериментального, я, к большому моему смущению, обнаружил, что следующий грузовик привез зерно в мешках из более грубого и толстого материала, который мог оказаться не по зубам мыши, строящей гнездо. Позвонив на элеватор, я узнал, что у них неожиданно кончились мешки, которыми я просил их пользоваться, и они взяли другие. Грузовики с новыми мешками были уже в пути - далекие бусины на нитке шоссе. Нам пришлось заканчивать укладку штабеля, зная, что чистота эксперимента нарушена.

Шли месяцы, и стало ясно, что экспериментальный штабель обрушиваться не собирается. Мне кажется даже, что присутствие свободного зерна между слоями мешков увеличивает трение между ними, а следовательно, и устойчивость всего сооружения. Экспериментальный штабель не претерпел ни малейшего ущерба от мышей, но в контрольном они завелись. Количественное сравнение проводить было бессмысленно из-за различия в качестве мешковины.

В настоящее время, когда применяются окуривание и яды-антикоагулянты, а зерно хранится на складах относительно недолго, управляющим вовсе не улыбается мысль о необходимости заново ссыпать зерно в каждый мешок из десяти. Но в случае если снова придется хранить зерно долгое время в малоподходящих для этого помещениях, заполнение пустот в штабеле свободным зерном вполне окупит связанные с этим хлопоты и расходы.

Другой побочной работой было выяснение возможности какого-нибудь биологического контроля над мышами на зерновых складах. Издревле существующий контроль при помощи кошек сильно переоценивается. Если он и дает результаты в частных домах, то на складах от него нет никакого толку. Кошка неспособна проникнуть в штабель вслед за мышью, и хотя время от времени кошки и ловят отдельных дерзких исследователей или изгоев, они настолько неопрятны, что с точки зрения гигиены мыши гораздо предпочтительнее. Во всяком случае, мышиные экскременты - сухие и их легко вымести. Но тем, кому доводилось ходить по тускло освещенным проходам склада, присутствие кошек доставляло мало радости.

Однако на многих зерновых складах в сельских местностях я слышал о поселяющихся там "мышеедах". Один управляющий сказал мне, что отсутствие мышей на его складе он объясняет только деятельностью мышееда. Выяснилось, что "мышеедами" в этой области называют ласок. Идея селить на складах ласок, способных следовать за мышами почти повсюду, вовсе не так уж нелепа - их близкий родственник, хорек, давно уже приручен и используется в борьбе с кроликами. Ласки, как и многие хищники, сообразительны и легко приручаются, а кроме того, слывут кровожадными убийцами - они продолжают охоту и после того, как обеспечат себе сытный обед. Но прежде всего требовалось изловить ласку.

В то время в Англии никто ласками не занимался и для поимки их живьем не было сконструировано ни одной ловушки. Я собрал самые лучшие ловушки для крыс, какие только мог отыскать, - проволочные клетки-ловушки "Дек-хан" из Индии и ловушки "Хавахарт" из США, - нагрузил фургон живыми мышами для использования в качестве приманки и отправился в ту часть Британских островов, которая наиболее богата мелкими млекопитающими, - в Уэльс. Я был рад, что у меня появился предлог съездить туда, потому что давно хотел познакомиться с работой моих коллег, которые занимались там проблемами контроля над кроликами. И вот теперь мне представился случай отправиться туда без особых угрызений совести.

На юге Уэльса есть области, где мелкие млекопитающие сохраняются вследствие традиционного ведения сельского хозяйства. Ветры с Атлантического океана опустошали бы поля задолго до жатвы, если бы не насыпи и не живые изгороди. Дороги там напоминают извилистые туннели в густой зелени, и, проезжая по ним, все время чувствуешь, что справа и слева от тебя пролегают бесчисленные "шоссе" мышей, полевок, землероек, кротов, ласок и других зверьков. Узкие полоски растительности на нетронутой земле, скрывающие от тебя окрестные виды, представляют собой сложный лабиринт, захватывающий целые графства. В Суффолке вблизи мышиного дома я наблюдал быстрое исчезновение живых изгородей по мере того, как маленькие лоскутки земли соединялись в гигантские поля, на которых могли работать комбайны. "Гигантские", разумеется, по английским масштабам. К счастью для местной фауны, в Уэльсе вряд ли произойдет что-либо подобное, поскольку там такая степень механизации может не окупиться.

Я расставил ловушки в наиболее "мышастых" изгородях. На второе утро одна из них оказалась захлопнувшейся, а внутри приплясывал от ярости гибкий коричневый зверек, который, когда я с восторгом схватил ловушку, зашипел на меня и стал пронзительно визжать. Следующие два дня я знакомился с контролем над кроликами и с местными жителями, а затем увез мою ласку в Лондон.

Я уже выбрал неподалеку от Ругэма склад, где собирался испробовать свою пленницу. Мешки с зерном там были сильно заражены мышами, и я принялся ловить мышей и метить их, а через несколько дней снова поставил ловушки. По количеству мышей, пойманных во второй раз, я оценил общую численность мышей на складе в семьдесят особей. Эта оценка, конечно, могла не соответствовать действительности, но в любом случае у ласки на ближайшее время дела было вполне достаточно.

Подобный метод может рассматриваться более или менее серьезно только при условии, что ласку, после того как она выполнит свою задачу, будет легко изловить. Оказалось, что добиться этого нетрудно. Надо было только заставить ее считать ловушку своим жильем. Я на несколько дней поместил ее в ловушку "Декхан", снабдив материалом для гнезда. Затем я прямо в ловушке отнес ее на склад и открыл дверцу, чтобы она могла выходить из ловушки и возвращаться в нее, когда ей вздумается. Оставив ласку на складе, я на неделю отправился работать в мышиный дом. За день до возвращения в Лондон я заглянул на склад и спустил затвор ловушки. Но ласки дома не оказалось.

На следующий день она сидела там - толстая и довольная. На полу валялось несколько мышиных шкурок, аккуратно вывернутых наизнанку, однако расставленные затем ловушки показали, что и живых мышей на складе еще вполне достаточно. По всей вероятности, ласка ловила их, чтобы утолить голод, а все остальное время спала. Тем не менее я не сомневаюсь, что мышеед способен выполнять эту обязанность гораздо лучше кошки и, кто знает, возможно, когда мы будем биологически более образованны, ласок все-таки приспособят для такой работы.

Передо мной же возникла неприятная нравственная дилемма. Отвезти ласку назад и выпустить ее под родимой уэльской живой изгородью я не мог, но тем более я не мог ее забить. Не зная, что делать, я некоторое время держал ее в клетке в своем служебном кабинете. Она прожила у меня там шесть месяцев, но все мои посетители дружно жаловались на запах, и в конце концов я преподнес ее Лондонскому зоопарку. Она прожила там три года, а потом я перестал ее навещать.

Литература

Lindsау Н. А. (1958), A new defence against rats, The Countryman, 55(1), 75-76.

Wilson E. J. (1960), Ultra-violet lamps and rodent control, Parasitica, 16, 119 - 125

предыдущая главасодержаниеследующая глава
Сайт управляется системой uCoz