По-пластунски
Все реже и слабее пурги. День длится круглые сутки. Да и ветер иногда слабеет настолько, что даже поземок становится каким-то ленивым. С утра подымится снежная поверхность, скрывая пологие заструги, и, смотришь, часов с десяти снег снова блестит, как лакированный, под лучами солнца. Нередко и совсем затихает ветер. И хотя недолги эти затишья, они красноречиво говорят, что арктическая весна наступила. Но как только стихает ветер, сразу становится как-то тепло, правда, пока еще только на душе, и это ощущение придает весенний колорит и голубому бездонному небу, и ярким лучам солнца, и знакомому горному ландшафту, еще минуту назад стывшему в дыхании ледяного ветра. В такие безветренные часы на льду пролива начинают появляться черные точки. Это нерпы. Они выбрались на лед из продушин, которые поддерживали во льду всю зиму, нуждаясь в регулярном пополнении своих легких воздухом. Теперь они греются на солнце. Иногда можно насчитать в пределах видимости до сотни таких точек.
На льду нерпы очень чутки. Подобраться к ним на выстрел нелегко. Впрочем, выражение «на выстрел» можно толковать очень широко. Для большинства из нас это расстояние определялось десятком-двумя метрами, для каюра, доктора и начальника, стрелков и охотников более опытных, - полсотней метров.
Говорят, что нерпы вылезают на лед, чтобы поспать на солнышке. Но что это за сон, когда животное буквально ежеминутно поднимает голову и, оглядывая, а вернее, осязая пространство, вновь роняет ее на лед, чтобы «поспать» минуту.
У некоторых лунок лежат нерпы с детенышами. Добыть белую плюшевую шкурку белька было мечтой каждого человека. Но нерпа-мать вела себя вдвое осторожнее. При малейшем намеке на опасность она бесцеремонно сталкивала носом разоспавшегося малыша в лунку и исчезала сама.
Первыми весенний сезон охоты на нерп открыли собаки. Они целыми днями носились от лунки к лунке, сгоняя нерп в воду. Постоянные неудачи ни в какой мере не снижали энтузиазма, с которым они устремлялись к следующей нерпе. Когда на охоту отправлялись зимовщики, собак приходилось привязывать, иначе охотники лишились бы последнего удовольствия - поползать на животе по снегу. Ведь результаты охоты, как правило, были такими же, как и у собак.
Кажущаяся простота охоты на лежащих на льду нерп неотразимо влекла всех. Неудачи предшественников не разочаровывали тех, кто еще не охотился. Да и неудача одного дня разве могла охладить пыл настоящего охотника? Сегодня «нет», а завтра, может быть, «да».
Сжимая в руках бердану, иной охотник уже метров за триста до нерпы бросался плашмя на лед и, пользуясь той минутой, пока голова нерпы лежала на льду, полз к ней по-пластунски. Но, как правило, труды пропадали напрасно. Не дав подползти на выстрел, нерпа исчезала, скатываясь в лунку.
Кто-то вспомнил, что при охоте на нерп на льду пользуются экраном из белой бязи, установленным на лыжах. Прячась за экран, охотник будто бы может подойти к нерпе чуть ли не вплотную. Соорудили передвижной белый щит с отверстием для стрельбы. Начальник полярной станции - главный конструктор и изготовитель щита - первым открыл охоту по новому способу. Долго таскал он свое сооружение от лунки к лунке, но результат был таким же, как и при охоте «скрадыванием».
В конце мая, когда снег в полдень начал таять от солнца и перестал скрипеть, подкрадывание с экраном стало приносить трофеи. Наибольших успехов достиг доктор. Он стрелял в том случае, если удавалось подойти к нерпе метров на пятьдесят - семьдесят, и почти всегда возвращался с добычей. За столом вновь появилась жареная печенка, а стены дома и складов украсились шкурами нерп, распяленными на гвоздях для просушки.
Но мы заметили, что, как только охота становится добычливой, неожиданно появляется какая-нибудь помеха. Так случилось и на этот раз. Таяние снега на льду усилилось, и вскоре лед покрылся озерками воды. По-видимому, нерпам такой мокрый пляж пришелся не по вкусу, и они перестали появляться на льду. Позднее, когда вода ушла под лед и он обсох, нерпы появились снова, но охота стала опасной. Лед покрылся сквозными промоинами, и выход на него был запрещен.